Правозащитник Букалов: "Не удивлюсь, если в какой-нибудь колонии Украины вспыхнет бунт"

В конце июля в Никитовской исправительной колонии №87 в г. Горловке Донецкой области девятеро заключенных нанесли себе телесные повреждения. Как объяснил журналистам начальник пресс-службы облуправления Госдепартамента исполнения наказаний Анатолий Бондаренко, акт членовредительства совершили осужденные, содержавшиеся на так называемом "участке усиленного контроля". "Туда помещаются заключенные, регулярно нарушающие режим. Таких на этом участке всего одиннадцать. Девятеро из них поцарапали себя", – сказал А. Бондаренко. По его словам, заключенные себя только "поцарапали", и никто из них не нуждался в госпитализации...

Возможно, для самой зоны это и не происшествие, но все-таки подобные ЧП в последние годы стали происходить подозрительно часто – инциденты в Донецкой колонии, в Сокальской колонии строгого режима №47 (Львовская область), Вольнянской колонии №20, Днепропетровской колонии № 89, Свердловской колонии №38 (Луганская область)…

Ситуацию в украинских колониях "Остров" попросил прокомментировать руководителя правозащитной организации "Донецкий Мемориал" Александра Букалова.

- Александр Павлович, вы утверждаете, что бунт на зоне возможен?

- У меня есть опасения, что серьезные массовые происшествия в местах заключения в Украине возможны. Потому что для того, чтобы этого не было, нужно самое главное - чтобы персонал колоний работал квалифицированно. Так, например, как поступила администрация в одной из колоний, где была попытка двух новых заключенных "покачать права". По прибытию в колонию двое заключенных заявили: "Давайте нам прессу, наши права нарушаются!". Администрация колонии поступила очень правильно: позвонили в общественную организацию и пригласили журналистов. Узнав об этом, заключенные резко изменили намерения и отказались и от встречи, и от своих требований. Конфликт был исчерпан, поскольку у бузотеров были лишь намерения имитировать нарушение их прав. А оснований никаких не было. Вот пример квалифицированных действий персонала.

Не исключено, что массовые беспорядки в какой-нибудь колонии могут произойти не столько как протест против каких-то реальных и серьезных нарушений прав заключенных, сколько на почве имитации нарушений, когда заключенные могут попробовать злоупотребить возможностью сообщить прессе о нарушениях администрации. Я встречался с такими случаями. Заключенные говорят о нарушениях со стороны администрации, и в их словах, действительно, есть доля правды. Но при детальном изучении ситуации выясняется, что такие конфликты с администрацией - это конфликты по принципу "ты меня достаешь, а я тебя буду по-своему доставать". Это элемент противостояния с администрацией, серьезных проблем там нет. Просто делаются попытки руками правозащитников, журналистов оказывать давление на администрацию учреждения. И я не исключаю, что при желании "допечь" администрацию колонии где-либо возможны провокации со стороны осужденных. Не исключено, что и последний случай в Никитовской колонии – именно из этой категории.

Но в еще в большей степени бунтарские проявления возможны оттого, что администрации колоний, не будучи способными профессионально "разрулить" ситуацию, будут действовать тупо и прямо – силой. И в качестве реакции на такую силу бунт вполне возможен. Например, у меня есть сообщения о фактах ввода спецподразделений на территории колоний: 3 июня текущего года это было в Вольнянской колонии №20, 12 июня в Днепропетровской колонии № 89. К слову, что там было на самом деле, официальной информации до сих пор нет, как и опровержения. Что тоже показательно. По нашему запросу, адресованному Президенту Украины, Генпрокуратура сейчас делает проверку. Или информация, которую мы разместили на "Тюремном портале" (www.ukrprison.org.ua) о массовой попытке будто бы самоубийства заключенных, находящихся в изоляторе Свердловской колонии усиленного режима №38 (Луганская область). 22 июля Госдепартамент исполнения наказаний официально заявил, что, действительно, 21 июля 11 осужденных обломками стекла от разбитых электрических лампочек нанесли себе "незначительные царапины на предплечьях рук".

Департамент поясняет, что "свои действия осужденные мотивируют несогласием с проведением обыска в камерах дисциплинарного изолятора". Надеюсь, последует расследование инцидента. От администрации колонии мы будем пытаться получить полную информацию, что там произошло.

- За последнее время в колониях произошел также ряд случаев неповиновения заключенных…

- Действительно, таких случаев становится все больше, и причины этого разные. С одной стороны, в наш мобильный век можно оперативно сообщать о любых событиях. И некоторые заключенные пытаются злоупотреблять такими возможностями, используя закрытость системы. На мой взгляд, примером такого злоупотребления стал случай в Донецкой колонии в январе текущего года. Тогда один из заключенных, с которым я позднее встречался, завил по мобилке о попытке суицида. При встрече он показывал пластырь на животе, и у меня впечатление, что он просто гвоздиком складку на животе проткнул, и назвал это попыткой самоубийства. На мой взгляд, там и близко попытки самоубийства не было. Однако отсутствие нормальной достоверной информации от областного управления Департамента об этом факте, плотный туман вокруг ситуации, создали впечатление, что такое действительно произошло. С другой стороны, в потоке сообщений о чрезвычайных событиях в колониях есть доля таких имитаций, есть полуимитации, а есть и серьезные проблемы. Но и они достаточно специфичны.

Например, в одной из колоний было массовое неповиновение. После длительных выяснений причин и сопоставления фактов у меня сформировалась гипотеза, почему же так произошло. Вполне вероятно, заключенные договорились с персоналом и за какие-то деньги им персонал позволял некие "льготы" – иметь при себе мобильные телефоны, еще что-то. Но вот приходит в колонию новый начальник и говорит: никаких послаблений, теперь все будет только по закону. Заключенные в негодовании: подождите, мы же за "льготы" заплатили! Однако, получив отказ, они возмущаются не тем фактом, что у них отняли мобильные телефоны, за пользование которыми они заплатили. Они называют иные, формально допустимые причины недовольства. Я считаю, что в данном случае справедливость действительно была нарушена. Однако, заключенные жалуются не на нарушение договоренностей с персоналом, а на условия содержания, плохое питание, и за пределы колонии выплескивается информация о фактах якобы нарушения прав заключенных. Некоторые из них отчаянные, им не составляет труда пожевать лезвие, гвоздем прибить руку, проколоть щеку. Для них это не очень сложная вещь, но это имеет эффект.

С другой стороны, бывают и реальные случаи жестокого обращения с заключенными. Я немало получал сообщений о том, как иногда жестоко - с избиениями без всяких причин - принимают людей, поступающих в колонии. Причем, не во все, а только в определенные. Насколько мне известно, колонии Донецкой области не относятся к категории, где правит криминалитет и где много злоупотреблений. Скорее, у нас так называемые "красные" зоны, где правит администрация, и о таких жестокостях в наших колониях я пока не слышал.

А повиновение осужденных может достигаться администрацией разными способами. Один из них, на практике довольно сомнительный – применение ст. 391 Уголовного кодекса – "Злостное неповиновение требованиям администрации исправительного учреждения". По этой статье, если заключенный нарушает режим, ему можно набросить до трех лет. Наша организация оказывала правовую помощь некоторым из осужденных по этой статье. Вы знаете, за какие нарушения иногда добавляют срок? По закону, если осужденный был наказан помещением в "штрафной изолятор" (ШИЗО) или в "помещение камерного типа" (ПКТ), и после этого совершил дважды какие-то правонарушения, даже незначительные, администрация учреждения имеет право инициировать возбуждение уголовного дела, а прокурор в суде потребует добавить еще три года. И суд, как правило, добавляет к положенному сроку еще год, а то и три. Очень любопытно, какие нарушения могут стать "последней каплей". Оказалось, что такими "нарушениями" может стать смена осужденным места в камере. Администрация ему определяет одно место в камере, а он перелег на другое. Ему говорят: раз ты так себя ведешь, завтра будешь убирать двор. Он отказывается. Все, этого достаточно, чтобы ему добавить срок. И добавляют. Вроде как "по закону". Но нам встречались любопытные детали обвинения – осужденный должен попасть в ПКТ не просто за нарушение, а за нарушение, которое он совершил, имея целью избежать отбытие наказания, а часто его помещают туда за иные нарушения. И тогда, строго говоря, эту статью применять нельзя. Но прокуроры и судьи часто на такие "мелочи" закрывают глаза, механизм отработан, зэки правовой помощи не получают, тут справедливость и юридическая строгость не ночевали, и поэтому их чесом туда – добавляют, добавляют, перебрасывают из колонии в колонию.

И создается впечатление, что тюремному руководству не нравится, когда заключенные получают правовую помощь. Потому что как только человек начинает получать юридическую помощь, его тут же переправляют подальше.… Мы вот одному оказали юридическую помощь – он в Никитовской колонии срок отбывал, обратились с кассацией в суд по поводу неправильного по нашему мнению решения суда. А его тут же перевели в Винницкую область. Конечно, нам труднее оказывать теперь ему помощь. Но мы отслеживаем его судьбу. До нас дошла информация, что там его избили, наказали. Правда, потом поступила информация, что у него по прибытию нашли деньги (что запрещено). Значит, формально причина для наказания была. Но после этого инцидента вроде все дальше у него нормально проходит. В августе он должен уже освободиться.

Информация из зон поступает довольно регулярно, позвонить осужденному сейчас не составляет труда. Не знаю, откуда они узнают мой телефон, но звонят нередко. Часто осужденные просят проконсультировать или просят выслать наши брошюры о правовой помощи, и мы высылаем.

- А разве осужденные имеют право пользоваться мобильным телефоном?

- Не имеют.

- И звонят?

- Звонят. Но мобилки у осужденных – это не моя проблема, это уже проблема режима, охраны. Человек звонит мне и спрашивает, могу ли я прислать ему книжку о порядке обжалования приговора или о порядке обжалования действий администрации? Я узнаю его адрес, и высылаю. А чтобы было больше гарантий ему получить, я их высылаю даже не на его имя, а начальнику колонии с просьбой передать брошюру такому-то осужденному. Все вполне легально. Даже часто дописываю: что если осужденный пожелает, он может затем передать эту брошюру в библиотеку колонии. И есть шанс для пополнения библиотеки учреждения полезной книжкой. Как правило, потом получаю сообщения, что книжки дошли. И порой персонал еще внимательнее читает эти книжки, чем осужденные. Ну и прекрасно. Там читать такие книжки полезно всем.

- Сколько самоубийств происходит в местах заключения?

- Ежегодно в стране было от 40 до 44, а в 2007 году в местах заключения их было 54. В расчете на тысячу осужденных произошел рост самоубийств за год более чем на 35%. На мой взгляд, это опосредованное свидетельство возрастающего напряжения в среде персонала и осужденных. Я не могу исключить, что какой-то из этих случаев мог быть и не самоубийством, а списан как самоубийство. Проверить это почти невозможно, ибо руководство ведомства независимые исследования в колониях не поощряет.

- Вы несколько раз судились с Госдепартаментом исполнения наказаний. Он скрывает статистику самоубийств на зонах?

- Нет, данные о самоубийствах и уровне смертности Госдепартамент исполнения наказаний мне свободно уже несколько лет предоставляет по стандартному запросу. В то же время, в июне я выиграл дело в суде против главы Госдепартамента Василия Кошинца по поводу непредоставления мне другой информации – о расчете показателей смертности. Определяя уровень смертности в колониях, я каждый раз находил заметное расхождения с цифрами Госдепартамента. У них они почему-то всегда очень оптимистические – идет снижение смертности. Даже когда идет рост, если рассчитывать на тысячу осужденных. Тогда я попросил их предоставить мне методику, по которой они рассчитывают коэффициент смертности. Они мне ее не предоставили. И я обратился в суд. А когда получил эту методику, обнаружил, что при подсчетах они не учитывают умерших в их больницах. Другими словами, они просто стали больше осужденных отправлять в свои больницы, там смертность возросла, а в колониях естественно стало умирать меньше. Вот показатель "по колониям", который они один и показывают, "улучшается". А на самом деле не все так радужно у них со смертностью…

- Эти больницы расположены на территории колоний?

- Существуют так называемые больницы-колонии, там все заключенные – это больные. В этих колониях находится незначительная от общего числа часть осужденных – около трех тысяч из 150 тысяч. Но в них показатель смертности намного выше, чем по всем остальным колониям, вместе взятым, по которым департамент отчитывается.

Не любят в Департаменте делиться той информацией, которая отражает их больные точки, их проблемы. Некоторые данные они дают очень неохотно. Например, в январе 2007 года в Изяславле объявила голодовку вся колония, после чего 40 заключенных ("зачинщиков") разбросали по всем колониям Украины. При этом, похоже, были грубо нарушены права осужденных. Я полгода переписывался, пока многие обстоятельства уточнил, в том числе – кто из персонала наказан и т.д. И когда я дошел до выяснения того, соблюдалась ли процедура перемещения этих 40 человек, все ли было сделано по закону, то документы по этому случаю мне не стали давать. Хотя они не являются секретными. Сейчас я через суд пытаюсь их получить и надеюсь, что мне эти сведения предоставят.

Любопытно, как иногда чиновники ведомства изощряются в сочинении отписок. Как-то мне на запрос прислали ответ, в котором утверждали, ничего не поясняя: "Все было сделано нами по закону. Если не согласны - жалуйтесь". Но как я могу обжаловать их действия, если они документы не предоставляют, и невозможно оценить, по закону они поступили или нет? Такие ответы только усиливают подозрения, что что-то там было "не так".

Особенностью нынешнего моего судебного разбирательства с Госдепартаментом, когда суд назвал противоправными действия главы ведомства, стала попытка увести из-под удара главу департамента. Для этого в департаменте провели служебное расследование, наказали несколько человек, виноваты оказались многие, но только не первый руководитель. Хотя именно его действия и были противоправными, что и подтвердил суд. Сейчас они подали апелляцию, посмотрим, чем все закончится.

Того же самого пытаются добиться и во втором судебном процессе - сделать ответчиком Госдепартамент, чтобы потом его руководитель смог поискать и найти виновных среди своих подчиненных и настаивать, что лично он не виноват. Тогда он кого-то накажет, а сам постарается себя показать "хорошим и пушистым". Увы, это не так. Потому что множество проблем в пенитенциарной системе Украины сегодня во многом связаны именно со стилем управления нынешнего руководства. По этому поводу я и мои коллеги уже дважды в этом году – в феврале и июне - обращались с открытым письмом к руководству страны. Реакция пока вяловатая. Хотя по результатам проверки Кабмина осенью минувшего года тоже были сделаны выводы о необходимости смены руководства ведомства. Не успели – грянули выборы. А тем временем за последние три года ситуация с правами человека в исправительной системе страны не меняется к лучшему, а кое в чем только усугубляется.

- С чем вы это связываете?

- Одна из причин – уровень компетенции высшего руководства ведомства. Глава Госдепартамента господин Кощинец – бывший работник нефтяной отрасли, и за три года ему не удалось прочувствовать систему, ее специфику. Он так и остался чужой для нее. И потому часто он не может принимать адекватные решения, его иногда подталкивают к решениям, которые вредят и ему, и системе. Не следует забывать, кто содержится в колониях. Всегда было некое противостояние администрации и "криминалитета", который имеет "общак", "греет" зону, поддерживает своих на зоне и т.д. Такое противостояние никогда не прекращалось, а сейчас обретает новые формы. Дефицит компетентных кадров, серьезные кадровые просчеты руководства привели к тому, что в последнее время усилилось сращивание контингента негативной направленности и коррумпированной части персонала исправительных учреждений. Они легче, чем раньше находят взаимопонимание, и каждая сторона за свой интерес получает свое. А в накладе остаются люди не причастные.

- Исправительные учреждения хоть сколько-нибудь исправляют?

- Я думаю, что наши колонии далеко не исправительные, и не всегда в этом вина персонала. Это с одной стороны. С другой стороны, иногда исправительный, даже скорее воспитательный эффект очень заметен. Когда я был в колонии для несовершеннолетних девочек в Мелитополе несколько лет назад, и увидел, как к ним внимательно и бережно относится персонал, мне внезапно пришла мысль, что кому-то из этих девочек просто повезло, что в их жизни оказалась тюрьма. Потому что только в тюрьме они впервые смогли ощутить человеческое внимание и заботу. Может быть, питание здесь не очень хорошее, но если девочка жила до этого с родителями или только с матерью, которая пила, и ребенок видел только негативные стороны жизни, а в колонии она встретила нормальные человеческие отношения, заботу – я думаю, вряд ли такой ребенок будет сильно сожалеть о времени, проведенном в колонии. Некоторые из этих девочек в своих сочинениях признавались, что только в тюрьме они узнали, что у них есть права. Поэтому в этом случае я бы не говорил однозначно, что тюрьма калечит. И если человек в молодом возрасте случайно стал на криминальную стезю, а потом попал в сравнительно нормальные условия в колонии, что-то осознал, то исправительный эффект колонии, может быть, и присутствует. Но, конечно, далеко не в той мере, в какой задумывается. В первую очередь, потому что у тюрьмы нет для этого достаточно финансовых ресурсов, очень мало ресурсов человеческих. В этой системе должны быть психологи, социальные работники… А их катастрофически мало. И поэтому в значительно большей мере исправительный эффект колонии – это пожелание, чем реальность.

- Пенитенциарной системе Украины недавно исполнилось 10 лет. Уместно ли здесь говорить об успехах и достижениях?

- Я думаю, достижения действительно есть. И в большей степени они обусловлены не столько тем, кто был руководителем этой системы, сколько просто изменениями в обществе – и социальными, и экономическими. Систему стали финансировать чуточку лучше, и условия содержания заключенных стали чуточку лучше, информация о каких-то нарушениях в системе стала более доступной, что позволяет правозащитным организациям более оперативно реагировать на факты нарушений прав человека. Персонал колоний и других мест заключения стал чаще участвовать в конференциях, семинарах, т.е. обучаться. В целом, безусловно, система изменяется к лучшему.

Но в наборе этих изменений есть и позитивные, и негативные составляющие. Позитивные я назвал, а к негативным отнес бы, прежде всего, то, что общий профессиональный уровень работников системы падает. Не становятся лучше условия работы персонала в местах заключения, многие вопросы не решаются, что приводит к кадровой напряженности, и так или иначе отражается на заключенных. Тут-то и начинают срабатывать субъективные факторы – кто руководит системой и местами заключения, какое работает законодательство. Например, парламент никак не может принять подготовленные еще два года назад изменения в уголовно-исполнительный кодекс, которые бы позволили улучшить условия содержания заключенных.

Словом, за эти 10 лет, конечно, у пенитенциарной системы Украины есть достижения в гуманизации условий содержания, но есть еще немало проблем и они не всегда объективны.

- В какой области Украины содержатся больше всего заключенных?

- В Донецкой. В следственных изоляторах и колониях тут содержатся 16-18 тысяч из 150 тыс. заключенных в Украине. Это очень просто объясняется. Раньше тюремная система была частью промышленного комплекса: колонии строились там, где можно было чрезвычайно дешевую рабочую силу использовать – у заводов, шахт. В Донецкой области 20 исправительных учреждений. Дальше идут Луганская, Днепропетровская область – по 15-16 учреждений, в остальных областях еще меньше. Например, в Черновицкой области – одно учреждение, в Закарпатской – только один следственный изолятор. Поэтому в Донецкой области больше не только просто заключенных, но и больных ВИЧ и туберкулезом – их почти третья часть общеукраинского количества. К слову, когда они освобождаются, они чаще всего здесь и оседают.

- Больных ВИЧ и туберкулезом в зонах лечат?

- Больных туберкулезом лечат. Есть программы помощи зарубежных и отечественных доноров и ситуация с туберкулезом в колониях в целом по стране более-менее стабилизировалась. По данным ведомства, идет даже снижение числа больных открытой формой туберкулеза в колониях, т.е. как-то справляются. А вот с ВИЧ и СПИДом сложнее. Пытаются также лечить, но число таких больных постепенно растет, впрочем, как и на воле. А в колониях Донецкой области их доля остается выше, чем в среднем по Украине.

- Работа для заключенных в колониях есть?

- Работой зоны обеспечены слабо. По Украине только порядка 20% трудоспособных заключенных обеспечены работой. А вообще – где как. Например, если в женской колонии в Мариуполе есть хорошее швейное оборудование, и есть заказы, то и заняты работой многие из осужденных женщин. А в некоторых колониях работой обеспечены лишь 3-5% заключенных. К сожалению, заключенным мало платят. В месяц они могут заработать не более 250-300 гривен, к тому же из этого заработка колония потом 85% вычитает, и остается из суммы всего 30-40 гривен, которыми можно распоряжаться. На что их хватит? Разве что оплатить проживание при длительном свидании, если приедет кто-то из родственников. Или осужденные в какой-либо комнате сбросятся между собой и купят себе телевизор в комнату…

- Это разрешено?

- Конечно, это даже поощряется. В принципе, телевизором на зоне уже никого не удивишь. Но вложив свой скромный заработок в тот же телевизор, заключенные остаются уже без денег… Я не знаю, насколько все это законно, но есть вопросы, как используются в колониях заработанные заключенными деньги…В целом, с работой для заключенных тяжело, потому что государство не желает давать льготы для предприятий колоний. А тем очень тяжело конкурировать с коммерческими предприятиями, потому что у них и низкая квалификация работников, и устаревшее оборудование, а каких-то преференций они не получают. И потому играть по правилам обычного коммерческого предприятия им очень тяжело.

- Перенимает ли Украина западный опыт содержания заключенных? Что нам нужно у них копировать, что нельзя?

- Я думаю, что слепо копировать чужой опыт не нужно. Потому что, например, в той же Швеции людей, приговоренных к лишению свободы больше, чем мест в колониях, тем не менее их не сажают всех в переполненные тюрьмы, а ставят на очередь. Осужденный человек после суда продолжает гулять на свободе и ждет, пока в колонии освободится место для него. Может так и два года гулять, а потом пойдет на отсидку. Здесь сказывается уровень правосознания граждан. Законопослушный швед проживет два года на свободе, потом сходит на полтора года в тюрьму, а потом будет дальше жить на свободе. У нас такое возможно? (смеется)… Может быть, элементы западной пенитенциарной системы и можно было бы частично копировать и применять у нас. Но это должны делать люди, хорошо знающие эту систему. У нас в Украине таких среди ученых, а тем более среди политиков, – по пальцам перечесть. И самое печальное – руководство ведомства таких людей не желает слушать. Видимо, для нынешнего руководителя Госдепартамента важнее то, как его оценит Генпрокуратура и Президент, чем то, на сколько он будет справедливым по отношению к заключенным.

В подтверждение своих слов могу сказать, что даже служебное расследование, о котором я упоминал, началось не тогда, когда я трижды обращался к главе ведомства, а когда по моему письму вмешалась Генеральная прокуратура, и оттуда главе Госдепартамента пришел запрос. Только тогда глава ведомства соизволил отреагировать и начал служебное расследование. Потому что перед Генпрокуратурой ему, конечно, отчитаться нужно. И Госдепартамент очень раздражает настойчивость моя и моих коллег из других правозащитных организаций, они стараются нас не замечать, будто мы для них никто, ноль, пустое место, мелочи. И реагируют на наши обращения иногда только после того, как дополнительно придет запрос из Генпрокуратуры, от Уполномоченного по правам человека или от Президента. И во многих спорных вопросах позиция у тюремного ведомства одна: "Правозащитники врут, правда – это только то, что скажем мы!". И до сих пор ведомство не понимает, что им пора бы перестроиться, и не лепить из правозащитников врага себе.

- Что для этого нужно?

- Нужно, прежде всего, чтобы там работали и управляли профессионалы. В чем-то профессионализм важнее, чем то, что какой-то работник берет взятки. Для безопасности в ведомстве это меньшее зло, ибо взяточник хотя бы знает, чего ни в коем случае делать в системе нельзя. И не наделает столько глупостей, как самоуверенный, но облеченный властью дилетант. Потому что промахи дилетанта могут привести к очень тяжелым последствиям. А нынешние руководители серьезные промахи, к сожалению, допускают. А потом стараются сделать виноватыми других. И даже обвиняют правозащитников в том, что те, мол, отрабатывают заказ криминалитета! Как говорится, без комментариев…

Ярослав Колгушев, "Остров".