Майданы и Ленин или Как бы не наступить на одни и те же «грабли»

Имя Владимира Ленина, которому сегодня исполнилось 144 года, снова постоянно на слуху во время последнего украинского кризиса. Собственно, бывшая оппозиция начала опробовать свои силы в борьбе с бывшей властью на его памятниках. В Киеве монумент работы скульптора Сергея Меркулова был свален 8 декабря 2013 г., и несколько дней вокруг него происходил каннибальский обряд расчленения, когда каждый охочий кувалдой отбивал кусочек красного мрамора.

Ленин как раздражитель майданов

В Луганске постамент памятника Ленину на площади Революции множество раз замазывался краской. В период событий на Майдане кто-то из правых написал на нем слово «КАТ».

Чем же человек, родившийся 22 апреля 1870 г. в поволжском городе Симбирске, и закончивший свой земной путь 90 лет назад, волнует наших граждан?

В первую очередь, он воспринимается как символ. Символ Советского Союза, одним из архитекторов которого был; символ социалистического прошлого, одним из главных создателей проекта, коего он тоже был. В том прошлом перемешалось: великое и подлое, героизм и жестокость, подъем миллионных масс из самых низов к грамотности и квалифицированной работе и гибель миллионов от голода, рабский труд и гибель также миллионов в концлагерях ГУЛАГа. Но в том прошлом также - выигранная самая страшная за всю предшествующую историю война и улыбка Гагарина, преодолевшего смертельные опасности и первым вернувшегося из космоса. О советском прошлом не перестанут спорить, а поэтому будут спорить и о Ленине. Еще более актуальными становятся поиски варианта приемлемого будущего для человечества и люди вынуждены искать новую форму социализма. Этого невозможно сделать, если не разобраться с первой попыткой утверждения социалистического общества на нашей планете, с которой неразрывно связан Ленин.

Борьба как идеал

С ноября 2013 г. над Украиной витает слово «Революция». Ленин был величайшим мастером революционной борьбы. Поэтому, хотя 144-летие со дня рождения Владимира Ленина дата не круглая, но она позволяет посмотреть на эту историческую фигуру с перспективы сегодняшнего дня.

Все, кто знал Ленина лично, отмечали цельность его характера, погруженность в дело, которому он посвятил всю жизнь, отсутствие какой-либо рисовки. В нем нет ничего общего с чередой диктаторов ХХ века. Английский писатель Герберт Уэллс так предал свои впечатления: «У Ленина приятное смугловатое лицо с быстро меняющимся выражением, живая улыбка; слушая собеседника, он щурит один глаз (возможно, эта привычка вызвана каким-то дефектом зрения). Он не был похож на свои фотографии, потому что он один из тех людей, у которых смена выражения гораздо существеннее, чем самые черты лица; во время разговора он слегка жестикулировал, протягивая руки над лежащими на его столе бумагами; говорил быстро, с увлечением, совершенно откровенно и прямо, без всякой позы, как разговаривают настоящие ученые»[i]. А вот Клара Цеткин описывает свои впечатления от выступлений Ленина: «Ни малейшего признака риторических прикрас. Он действует только силой своей ясной мысли, неумолимой логикой аргументации и последовательно выдержанной линией. Он кидает свои фразы, как неотесанные глыбы, и возводит из них одно законченное целое. Ленин не хочет ослепить, увлечь, он хочет только убедить. Не при помощи звонких, красивых слов, которые пьянят, а при помощи прозрачной мысли, которая постигает без самообмана мир общественных явлений в их действительности и с бесконечной правдой “ вскрывает то, что есть».

Конечно, существуют и другие отзывы о Ленине. Выдающийся социолог Питирим Сорокин, бывший в период после Февральской революции соратником Алексея Керенского, рассказывает о выступлении Владимира Ленина на Крестьянском съезде, проходившем в мае - июне 1917 г.: «Любопытный эпизод, происшедший на съезде, связан с появлением там Ленина. Взобравшись на подмостки, он театральным жестом сбросил с себя плащ и стал говорить. Лицо этого человека содержало нечто, что очень напоминало религиозный фанатизм староверов. Он был достаточно скучным оратором, и его попытка возбудить большевистский энтузиазм в массах полностью провалилась. Его речь была принята холодно, а персона встречена даже с некоторым озлоблением, так что он вынужден был покинуть съезд с явным провалом».

Из сказанного, правда, не понятно был ли сам Питирим Сорокин свидетелем ораторского провала Ленина, или же он говорит с чужих слов. К тому же, здесь мы имеем дело со случаем взаимной антипатии. Об одной статье П. Сорокина в журнале «Экономист» В. Ленин написал: «Некий П. А. Сорокин помещает в этом журнале обширные якобы «социологические» исследования «О влиянии войны» <…> Нет сомнения, что и этот господин, и то русское техническое общество, которое издает журнал и помещает в нем подобные рассуждения, причисляет себя к сторонникам демократии и сочтут за величайшее оскорбление, когда их назовут тем, что они есть на самом деле, т.е. крепостниками, реакционерами, “ дипломированными лакеями поповщины“». Следует обратить внимание, что глава государства критикует молодого еще социолога в тексте, посвященном вопросу, не относящемуся к предмету упоминаемой социологической статьи. В ней речь шла не о материализме и атеизме, о коих В. Ленин и писал, а о числе браков и разводов в Петрограде. П. Сорокин счел, что 92,2 развода на 10000 браков свидетельствуют, что современный брак фактически скрывает внебрачные половые отношения. В. Ленин вполне справедливо заметил, что такое число вовсе не свидетельствует о крушении института брака. Но его явно раздражал сам П. Сорокин и подобные ему интеллигенты и в конце своей знаменитой статьи он написал: «Рабочий класс в России сумел завоевать власть, но пользоваться ею еще не научился, ибо, в противном случае, он бы подобных преподавателей и членов ученых обществ давно бы вежливенько препроводил в страны буржуазной «демократии». Там подобным крепостникам самое настоящее место». Как известно, по сему и произошло. Большая группа философов, других гуманитариев была выслана из Советской России. Питирим Сорокин благодаря этому стал великим американским социологом. В США он и дал приведенную выше характеристику Ленина.

Видимо, сам Ленин, если бы ему довелось прочитать написанное Сорокиным, только улыбнулся бы презрительно. Он был уверен, что в общественных науках нет места бескорыстным научным спорам. В подобном случае они просто беспредметны. Настоящие социальные исследования всегда погружены в стихию классовой борьбы. И отсюда я бы вывел первую характеристику Ленина. Он – человек непримиримой борьбы, гражданской войны террора, безжалостной диктатуры.

Антонио Грамши, великий интеллектуал и основатель Итальянской коммунистической партии, в «Тюремных тетрадях» неоднократно обращается к наследию основоположника современной политической науки флорентинца Николо Макиавелли. Говоря о его самой известной книге «Государь» он пишет о необходимости «Современного Государя», как теории коллективной воли. С полным основанием таким «Современным Государем» можно назвать книгу В. Ленина «Детская болезнь «левизны» в коммунизме». В ней изложено понимание политики вождем русских большевиков: «Вести войну за свержение международной буржуазии, войну во сто раз более трудную, длительную, сложную, чем самая упорная из обыкновенных войн между государствами, и наперед отказываться при этом от лавирования, от использования противоречия интересов (хотя бы временного) между врагами, от соглашательства и компромиссов с возможными (хотя бы временными, непрочными, шаткими, условными) союзниками, разве это не безгранично смешная вещь?». Следует вдуматься в это. Борьба за переустройство общества на справедливых началах мыслится как война, превосходящая по своему ожесточению все войны между государствами. Это – воистину эсхатологический взгляд на социалистическую революцию. На такое можно идти только тогда, когда воспринимаешь свою борьбу как реализацию религиозной веры. Людей можно посылать на муки, когда вслед за Иоанном Богословом надеешься воскликнуть: «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали, и моря уже нет» (Откр., 21;1). «И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло» (Откр., 21;4). В этом Ленин-атеист близок христианским мистикам. Он был чужд религиозных мотивов. Но по настроениям был похож на вооруженного пророка пролетарского пришествия, принесшего не мир, но меч. Он прямо писал: «Разумеется, мы отвергаем индивидуальный террор только по причинам целесообразности, а людей, которые способны были бы «принципиально» осуждать террор великой французской революции или вообще террор со стороны победившей революционной партии, осаждаемой буржуазией всего мира, таких людей еще Плеханов в 1900 – 1903 годах, когда Плеханов был марксистом и революционером, подвергал осмеянию и оплевыванию».

Ленинизм как «светский протестантизм»?

На борьбу В. Ленина толкала не маниакальная кровожадность. Он воспринимал ее как свой исторический долг. Долг перед тем, что выше его преходящей жизни и выше преходящих жизней миллионов, долг перед исторической необходимостью. В. Ленин, как и Ж. Кальвин, был уверен, что спасение предопределено, но, несмотря на высшую предопределенность, нужно развить максимальную энергии для реализации будущего. И в этом смысле ленинизм для России и других республик бывшего СССР был своего рода светским протестантизмом.

В. Ленин был уверен, что ему выпало жить в кризисную, переломную эпоху. По его мнению, капитализм себя уже давно исчерпал: «Капитализм уже много десятилетий тому назад можно было, и с полным правом, объявить «исторически изжитым», но это нисколько не устраняет необходимости очень долгой и очень упорной борьбы на почве капитализма». На смену капитализму идет новый строй: «Коммунизм «вырастает» решительно из всех сторон общественной жизни, ростки его есть решительно повсюду, «зараза» (если употреблять излюбленное буржуазией и буржуазной полицией и самое «приятное» для неё сравнение) проникла в организм очень прочно и пропитала собой весь организм целиком».

Это – простой и ясный социальный мир, разделенный на черное и белое. Революция здесь может восприниматься как «очистительная война», как «путь спасения». Без нее перспективой может быть только всеобщая гибель.

Что же виделось вождю большевиков в качестве главного ростка будущего. Ответ оказывается следующий: «…Социализм есть не что иное, как государственно-капиталистическая монополия, обращенная на пользу всего народа и постольку переставшая быть капиталистической монополией». В этом выводе несложно разглядеть развитие представлений К. Маркса о социалистическом обществе, как о единой фабрике. Но как же распространить форму экономической деятельности на все общество? Хорошо организованный завод производит разнообразные блага, но никто на заводе не живет. То же касается и целой монополии. Нужно сказать, что В. Ленин колебался в этом вопросе. Он временами говорил о том, что «…каждая фабрика и каждая деревня является производительно-потребительской коммуной, имеющей право и обязанной по-своему применять общие советские узаконения («по-своему» не в смысле нарушений их, а в смысле разнообразия форм проведения их в жизнь). По-своему решать проблемы учета производства и распределения продуктов». Но победила у него другая модель.

«Модель мобилизационного общества: партия-государство»

Это – модель мобилизационного общества.

Политической формой для него должна была стать диктатура пролетариата. О ней В. Ленин без обиняков писал: «Революционная диктатура пролетариата есть власть, завоеванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами».

Идеи, выражающие общественные цели, в этой перспективе выше любого живого человека. Насилие, вплоть до лишения жизни, входит в принципы этой системы. Как обыденную вещь вождь большевиков писал: «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать». О расстрелах здесь – вовсе не только фигура речи.

Мобилизационное общество является выражением тенденций индустриального общества. Одних из тенденций, но весьма существенных. Как на фабрике должно быть единоначалие и взаимная ориентация деятельностей всех занятых в производственном процессе, так и в социалистическом обществе ленинского образца. Во главе этого общества стоит партия – носительница плана преобразований, воплощение коллективной воли. Во главе партии стоят вожди, а над ними – Вождь. Партия руководит классом рабочих, а класс руководит массами. Массы должны быть организованы в организации. Одна из них – профсоюзы. «Всем известно, что массы делятся на классы; - что противополагать массы и классы можно, лишь противополагая громадное большинство вообще, не расчлененное по положению в общественном строе производства, категориям, занимающим особое положение в общественном строе производства; - что классами руководят обычно и в большинстве случаев, по крайней мере в современных цивилизованных странах, политические партии; - что политические партии в виде общего правила управляются более или менее устойчивыми группами наиболее авторитетных, влиятельных, опытных, выбираемых на самые ответственные должности лиц, называемых вождями».

Уже довольно длительное время проф. Станислав Кульчицкий пишет о тайне советского строя, которая состоит в том, что реальная власть принадлежала Коммунистической партии, а ответственность возлагалась на советы, как государственные структуры.

Думаю, такой проект заложен в работах Владимира Ленина. Он прямо писал: «Диктатуру осуществляет организованный в Советы пролетариат, которым руководит коммунистическая партия большевиков, имеющая, по данным последнего партийного съезда (IV.1920), 611 тысяч членов». В таких условиях возникает невиданная дотоле политическая форма «партия-государство». В этой форме неразрывно сливаются партия и государство, теряя свои исходные качества.

Данная структура была обречена на бюрократизацию. В. Ленин это видел, но пенял на человеческий материал, доставшийся от капитализма. В докладе на IV Конгрессе Коминтерна он говорил: «На деле очень часто случается, что здесь, наверху, где мы имеем государственную власть, аппарат кое-как функционирует, в то время как внизу они самостоятельно распоряжаются и так распоряжаются, что очень часто работают против наших мероприятий».

Заострю на этом внимание. В разорванном манихейском мире Ленина, в котором прогрессивные силы противостоят реакционным и должны, обязаны их победить, зло изменчиво, но не эфемерно. Это не шпага Мессира и её тень, как у Михаила Булгакова. Это – сам Мессир и его полчище. При этом у прогрессивных сил ненадежная почва. «Ибо мелкого производства осталось еще на свете, к сожалению, очень и очень много, а мелкое производство рождает капитализм и буржуазию постоянно, ежедневно, ежечасно, стихийно и в массовом масштабе».

Опасность не просто в сопротивлении буржуазии; основная опасность в рыночном хозяйстве как таковом. Диктатура пролетариата в конечном итоге должна справиться с этой опасностью. «Диктатура пролетариата есть упорная борьба, кровавая и бескровная, насильственная и мирная, военная и хозяйственная, педагогическая и административная, против сил и традиций старого общества. Сила привычки миллионов и десятков миллионов – самая страшная сила. Без партии, железной и закаленной в борьбе, без партии, пользующейся доверием всего честного в данном классе, без партии, умеющей следить за настроением массы и влиять на него вести успешно такую борьбу невозможно. Победить крупную централизованную буржуазию в тысячи раз легче, чем «победить» миллионы и миллионы мелких хозяйчиков, а они своей повседневной, будничной, невидной, неуловимой, разлагающей деятельностью осуществляют те самые результаты, которые нужны буржуазии, которые реставрируют буржуазию. Кто хоть сколько-нибудь ослабит железную дисциплину партии пролетариата (особенно во время его диктатуры), тот фактически помогает буржуазии против пролетариата».

В. Ленин понимал, что дисциплина не должна быть палочной. Сознательная же дисциплина предполагает образование и просвещение в самом широком смысле слова. Отсюда его знаменитая фраза: «Коммунистом стать можно лишь тогда, когда обогатишь свою память знанием всех тех богатств, которое выработало человечество».

Вождь большевиков хотел соединить несоединимое: широту знаний у трудящихся масс, их порыв к творчеству и известное единомыслие по принципиальным вопросам. В этом задачи образования и просвещения сливались с задачами пропаганды. А это вновь-таки отсылало к бюрократическому аппарату.

В. Ленин вполне обоснованно писал, что «производительность труда, это, в последнем счете, самое важное, самое главное для победы нового общественного строя». Но люди – не механизмы. Они должны мотивироваться изнутри. В конечном счете, проблема производительности труда, проблем дисциплины выводят на проблему морали. Вождь большевиков решал эту проблему крайне однозначно: «Всякую такую нравственность, взятую вне человеческого, внеклассового понятия, мы отрицаем. Мы говорил, что это обман, что это надувательство и забивание умов рабочих и крестьян в интересах помещиков и капиталистов». Отрицание общечеловеческой морали делает невозможным мирное сосуществование людей разной социальной принадлежности. В. Ленин это прекрасно понимает: «Мы говорим: нравственность это то, что служит разрушению старого эксплуататорского общества и объединению всех трудящихся вокруг пролетариата, созидающее новое общество коммунистов».

Это скользкое решение в духе коллективистского утилитаризма толкает к полному аморализму в борьбе, когда только цель оправдывает все действия. И В. Ленин не останавливается перед оправданием обмана в политической борьбе: «Надо уметь противостоять всему этому, пойти на все и всякие жертвы, даже – в случае надобности – пойти на всякие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды, лишь бы проникнуть в профсоюзы, остаться в них, вести в них во что бы то ни стало коммунистическую работу».

Можно менять лозунги, можно и нужно постоянно менять тактику, нельзя только забывать о конечной цели. Этот принцип В. Ленин распространял и на отношения между нациями. Конечная цель тут ясна: «Мы стремимся к тесному объединению и полному слиянию рабочих и крестьян всех наций мира в единую всемирную Советскую республику». Но с существованием наций приходится и придется еще долго считаться. Тут нужно различать вопросы первостепенные и второстепенные. К первостепенным вопросам В. Ленин относил обеспечение интернациональной солидарности трудящихся. По этой причине он постоянно клеймил великорусский шовинизм. По его словам, «Осторожность особенно нужна со стороны такой нации, как великорусская, которая вызвала к себе во всех других нациях бешеную ненависть, и только теперь мы научились это исправлять, да и то плохо».

Для В. Ленина в фокусе постоянного внимания пребывала Украина, отношение Украины и России. Понятны прагматические интересы его как государственного руководителя. Украина в разорванной гражданской войне России рассматривалась как источник важнейшего ресурса – продовольствия. Но, думаю, дело не только в этом. «Веками накопилось возмущение и недоверие наций неполноправных и зависимых к нациям великодержавным и угнетающим, - таких наций, как украинская, к таким, как великорусская». И Ленин готов идти на уступки. Но уступки он готов делать только для обеспечения единства Украины и России. Уступки касаются лишь возможных форм этого единства. «Неуступчивы, непримиримы мы должны быть ко всему тому, что касается основных интересов труда в борьбе за освобождение от ига капитала. А вопрос о том, как определить государственные границы теперь, на время – ибо мы стремимся к полному уничтожению государственных границ – есть вопрос не основной, не важный, второстепенный».

Иногда и у самого В. Ленина проскальзывали прямые мотивы, характерные для великорусских шовинистов в отношении Украины. Вот как он говорил на VIII съезде РКП (б): «Украина отделена была от России исключительно условиями, и национальное движение не пустило там корни глубоко. Насколько оно проявилось, немцы вышибли его. Это факт, но факт исключительный. Там даже с языком дело так обстоит, что неизвестно стало: массовый ли украинский язык или нет?». Это – извечная фантомная боль российского империализма.

«Невозможное сделать возможным»

Большевикам под руководством В. Ленина удалось невозможное: победить в гражданской войне и одолеть внешних интервентов. Удалось удержать власть, вопреки начавшемуся сопротивлению собственного населения. Это достигалось, безусловно, безжалостным применением насилия. Но на одних штыках, как известно, никто долго удержаться не мог.

В этих победах была огромная заслуга Ленина как аналитика. И это заставляет особое внимание обратить на его метод политического мышления.

Теория Ленина погружена в задачи текущего дня, но ориентирована на конечную цель. Его тексты – тонкий барометр, улавливавший малейшие колебания политической атмосферы. Так он реализовывал и развивал метод, которому был верен всю жизнь, - диалектику. О диалектике он, видимо, хотел написать специальную работу. Об этом свидетельствует оставшийся набросок «К вопросу о диалектике». Здесь В. Ленин писал: «Условие познания всех процессов мира в их «самодвижении», в их спонтанейном [так в тексте – И.К.] развитии, в их живой жизни, есть познание их как единства противоположностей».

В. Ленин все же большинство методологических проблем рассмотрел в текстах, посвященных текущим политическим проблемам. В полемическом тексте о профсоюзах у него буквально вырывается фрагмент о диалектической логике, которую о противопоставляет формальной: «Логика диалектическая требует того, чтобы мы шли дальше. Чтобы действительно знать предмет, надо охватить, изучить все его стороны, все связи и «опосредствования». Мы никогда не достигнем этого полностью, но требование всесторонности предостережет нас от ошибок и от омертвения. Это во-1-х. Во-2-х, диалектическая логика требует, чтобы брать предмет в его развитии, «самодвижении» (как говорил иногда Гегель)), изменении. <…> В-3-х, вся человеческая практика должна войти в полное «определение» предмета и как критерий истины и как практический определитель связи предмета с тем, что нужно человеку. В-4-х, диалектическая логика учит, что «абстрактной истины нет, истина всегда конкретна», как любил говорить, вслед за Гегелем, покойный Плеханов». Благодаря диалектике он политическому анализу придавал необычайную гибкость, ибо, как он говорил сам: «…Политика больше похожа на алгебру, чем на арифметику, и еще больше на высшую математику, чем на низшую».

Через всю сутолоку политической жизни у В. Ленина постоянно пробивается страсть философа. Но это – не пустая страсть к умозрению. Это – страсть обусловленная практикой, нуждающейся в надежном методе. Поэтому он советовал в журнале «Под Знаменем марксизма» перепечатывать отрывки из «главных сочинений Гегеля» и «истолковывать их материалистически». По его мнению, «…без солидного философского обоснования никакие естественные науки, никакой материализм не может выдержать борьбы против натиска буржуазных идей и восстановления буржуазного миросозерцания».

В. Ленина часто обвиняют в упрощении сложных философских проблем. Действительно, его «гносеологическое» определение материи ограниченно: «Материя есть философская категория для обозначения объективной реальности, которая дана человеку в ощущениях его, которая копируется, фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них». Безусловно, не все в объективном мире может быть дано в ощущениях. Есть области Вселенной, от которых до нас не дошло излучение (проблема светового конуса), но эта невозможность быть данными в ощущениях не отменяют их материальности. С этим В. Ленин охотно согласился бы. Ему важно было отделить преходящие научные представления о материи от философской категории. И далее он далеко отходит от вульгарных материалистов своего времени, говоря: «Электрон так же неисчерпаем, как и атом, природа бесконечна, но она бесконечно существует, и вот это-то единственно категорическое, единственно безусловное признание ее существования вне сознания и ощущения человека и отличает диалектический материализм от релятивистского агностицизма и идеализма». Мистичная идея неисчерпаемости материи во всех ее проявлениях сродни видению современной физики.

Высоко оценивая методологическую сторону ленинских работ, следует сказать, что слияние науки с политической практикой создавало и серьезные угрозы. Если вождь большевиков их преодолевал диалектическим мастерством, то его или последователи скатывались к подчинению теории задачам идеологии, или бунтовали против бюрократизации марксизма и превращались в марксистских диссидентов.

Ленин как «достояние истории»?

Теория Ленина сейчас – такое же достояние истории, как и теории Аристотеля, или Макиавелли.

Это связано с тем, что в систему их идеи сложились, лишь став внутренней формой политической борьбы своего времени. Сейчас и эта форма, и эти идеи – историческое достояние. Но Ленин – это такое прошлое, брошенный в которое камень, может вернуться назад пулей. Он создал стиль мышления и действия, который вовсе не преодолен. И во многих украинских политиках он живой и действующий. Из-за этого у нас в стране так низка культура поиска компромиссов.

Этому стилю можно было бы противопоставить диалектический метод анализа политики. Собственно, этот ленинский метод анализа продвинул значительно вперед мировую политическую мысль, как когда-то до него это сделал Макиавелли. Но, в отличие от Н. Макиавелли, В. Ленин нам интересен еще и проблемами, которыми он занимался.

Первая из этих проблем – проблема кризиса капитализма и поиска альтернативной формы общественной жизни. Сейчас эта проблема встала перед человечеством в еще более острой форме. Развитие капитализма сейчас упирается не только в социальные, но и в экологические ограничения. Глобальный экологический кризис угрожает самому существованию человеческого рода. Между тем, капиталисты всего мира после краха мировой социалистической системы занимались обогащением. Британская газета «The Guardian» недавно опубликовала данные Международного фонда «Оксфам», отражающие социальное неравенство. По исследованиям этой организации в мире 85 миллиардеров владеют богатством, эквивалентным богатству половины населения Земного шара (3,5 млрд. чел.). В самой Великобритании 5 богатейших семейств «стоят» больше, чем 20%, находящихся внизу социальной лестницы. Один только герцог Вестминстерский Джеральд Гросвенор (Gerald Grosvenor) обладает богатством, которое превышает совокупное богатство 10% беднейших жителей Великобритании. Если так будет продолжаться и дальше, то имя «ЛЕНИН» увидят написанным на небесах миллиарды жителей Земли.

Правда, Ленин сейчас может быть воспринят только как символ процесса освобождения. Он жил в ином мире. Тогда казалось, что капитализм имеет ясную альтернативу – марксистский социализм. Однако опыт СССР показал исчерпанность этой альтернативы. Человечество стоит перед необходимостью поиска новой альтернативы.

Вторая проблема связана с всемирным кризисом демократии. Парламентская демократия сейчас утрачивает функции представительства разных социальных слоев общества. Парламенты всего мира – клубы миллионеров и миллиардеров. Политический класс как бы воспарил над остальным обществом. С одной стороны, это у его представителей порождает ощущение всесилия. Но, с другой стороны, это же облегчает свержение наиболее зарвавшихся группировок этого класса, ибо они практически мгновенно могут утратить всякую социальную опору. Такие обстоятельства формируют в политике стремление все решать политтехнологическими методами.

Следует прямо сказать, что наше время объективно становится временем бланкизма. Так называется политический стиль, ориентированные на захват власти как начало всех остальных преобразований. Он назван в честь французского революционера Луи Огюста Бланки (1805 – 1881), который в свое время писал: «Если нация, обремененная плохим правительством, лишена силы и воли, чтобы сменить его, она начинает агонизировать и постепенно гибнет. Вопрос о правительстве есть вопрос жизни и смерти народа».

Ленина постоянно обвиняли в якобинстве и бланкизме. Он отбивался от этих обвинений, указывая на иную классовую природу своей борьбы, но в вопросах тактики иногда солидаризировался с положениями этих революционеров. Сейчас эти вопросы вновь приобретают актуальность. Во время последнего украинского кризиса, который длиться, мы увидели столько новоявленных бланкистов, сколько не встречали за предшествующие 50 лет. Они, правда, сами не знают о своем идейном родстве, но это не меняет сути дела.

Кризис демократии связан с глобализацией. Она лишает государство многих регулирующих функций, сталкивая между собой важнейшие институты современного общества – рынок и демократию. Перед нами вновь встает вопрос о возможном мировом политическом единстве. Он стоял и перед Лениным, который его решал через формулу Всемирной советской социалистической республики. Замена парламентской демократии советами и создание на этой основе формы мирового политического единства сейчас представляется наивным. Но это не снимает саму проблему. Более того, это заостряет это проблему до возможного предела. От ее решения зависит наше выживание как человеческого рода.

Третья проблема связана с возможностью совмещения социального освобождения и управления общественным развитием. В. Ленин позитивно решал этот вопрос, считая, что возможна научная идеология. Мы имеем сомневаться в этом решении, но это не снимает самого вопроса.

Наша страна, как и мир в целом, нуждаются в левом повороте. Будущего у человечества не будет, если его развитие не будет согласовываться с интересами людей труда и культуры. Но и самим левым необходимо переосмыслить прошлое. Нельзя прятать голову в песок, не признавая опасных тенденций в самом левом движении. Нужно прямо сказать, что нельзя отождествлять ленинизм со сталинизмом, но нельзя и не признать, что В. Ленин открыл дорогу И. Сталину. Сейчас нельзя продолжать линию мышления, которая ведет к концлагерям, геноциду по социальному признаку. Без общечеловеческой морали человечеству не выжить. Сегодняшний мир стал крайне хрупким, чтобы в нем разжигать гражданские войны. Необходимо всемирное движение левых интеллектуалов, которое позволит переопределить пути, ведущие к социальной справедливости. Сегодняшний день рождения В. Ленина – повод задуматься об этом.

Илья Кононов, доктор социологических наук,профессор, для «ОстроВа» г.Луганск