Луганский дневник."Большая теория адаптации"

Пограничное и перманентное состояние тревоги – коснётся нас или не коснётся. Обойдёт или накроет. Ко всему, происходящему сейчас, можно относиться вообще как угодно. Самая распространенная теория адаптации ко всем новостям – меня это не касается. Думаете, так не бывает? Как бы ни так. Бывает-бывает.

Вроде того, что я живу, работаю и вообще соблюдаю практически все довоенные ритуалы своей жизни, а всё происходящее вокруг, это только вокруг. Мой мир неизменен. Даже чай я пью тот же, что и до войны (здесь можно подставить любую привычку). То есть, я свято соблюдаю прежние формы своей жизни, а вокруг может происходить что угодно.

Этот как ритуалы, которые человек сам себе придумывает и сам же их выполняет. И чем страшнее вокруг, тем яростнее он выполняет все эти пунктики своих ежедневных дел. Даже встречи не отменяет, потому что в них – сама жизнь.

Конечно, у такой группы людей в разговорах всегда всё хорошо. Они говорят об общих знакомых, встречах, покупках, чём угодно, напрочь игнорируя тему войны. Её для них нет. Или есть, но они выше неё. Настолько выше, что опускаться до разговоров о ней в принципе не будут – не их уровень. Иногда кажется, что они вообще не замечают перемен. И с ними спокойно, потому что возле них всегда дела, с ними ритуалы встреч, разговоры о книгах, фильмах и никаких новостей.

Согласитесь, это комфортно. Когда рядом с тобой не мандражируют и не нагнетают, а живут себе просто, как и раньше.

Ох, этот ужасный тип пророков. Они-то всё знают, они нам говорили. Говорили и предупреждали, но никто из нас не только не прислушался, но и сразу забыл обо всём. А они знали и говорили. Они собирают все новости и сведения, они подбирают крошки оговорок и неутешительные прогнозы по крупицам. После встреч с ними хочется воздуха. Хочется вырваться и, стянув шапку и шарф, подышать полной грудью.

Не то, чтобы они отравляли своими прогнозами воздух, не то, чтобы они так уж сгущали краски. Но в любых новостях есть разное – хорошее и плохое, а они видят и запоминают только плохое. И даже если всё как-то ровно-гладко в эту минуту, они всё равно скажут о том, как может быть или будет. И последнее слово будет за ними.

Чтобы слушать этих пророков, нужен иммунитет. Нужна определённая стойкость. Или просто не нужно давать им говорить. Согласитесь, работать с такими людьми крайне тяжело. Практически невозможно находиться с ними вместе около часа. И как же не везёт тем, кто живёт или работает рядом с ними. Все плохие новости их хлеб. Они – целевая аудитория новостийных программ. Но рядом с ними чувствуешь себя безнадёжным оптимистом.

Всё будет хорошо! Именно так. Уже всё хорошо (есть вода и не стреляют), но будет ещё в сто раз лучше. Лучше, чем где-то, потому что делают, обещают, что-то начинают делать или начинают об этом говорить. Общение с такими, как глоток бальзама. Посмотрел на цены, увидел новости, ужаснулся, а на работе тебе сказали, что ничего, всё будет хорошо. И привели какой-то аргумент. Смешной, забавный и не относящийся к делу, но после такого аргумента и правда всё как-то лучше.

Но таким собеседникам лучше не задавать прямых вопросов – довольны ли они зарплатой и хватает ли им денег. Хотите позитива – говорите с ними о позитиве. Хотите хорошего – черпайте его ложками и наслаждайтесь. Вот уж была бы полемика между теми, кто видит здесь только плохое и теми, для кого здесь всё хорошо.

Но быть между ними, это как оказаться между вагонами поезда. Приятного мало. Конечно, каждый приспосабливается к реалиям по-разному. Мой приятель, покинув Луганск летом 2014, убеждён, что сейчас в Луганске жизни нет, и не будет её уже никогда. И убеждён настолько, что спорить с ним вообще нет никакого смысла.

Он знает и видит всё лучше нас, живущих здесь. И разговаривая с ним, кажется, что он видит всё, а мы слепы. Только как можно видеть на расстоянии, загадка. И конечно все разговоры обычно заканчиваются или его призывом «Уезжай!», или прогнозами об апокалипсическом будущем Луганска.

Ни первое, ни второе слушать долго невозможно. Причём он со своей стороны убеждён, что мы здесь все чуть двинулись умом. И проводя такие вот отрезвляющие беседы о бесперспективности нашей жизни, он привносит какой-то свой вклад в скорую победу. И даже с трудом сводя концы с концами на съёмной квартире, он уверен, что хуже, чем здесь, у нас, быть не может нигде.

Мысль вернуться в Луганск для него чудовищна – лучше уж съёмная квартира со всеми издержками жизни с хозяйской семьёй в двух комнатах, чем свой дом в Луганске. Вероятно, это и есть сила пропаганды, которую он в свою очередь впитывает через СМИ. Думаете, с ним есть смысл спорить о чём-то? Каждый наш аргумент о том, что жизнь здесь продолжается, для него вписывается в его концепцию о проведённой с нами здесь обработке. «Вы все там обработаны совком».

И в конечном счёте всё общение сводится к разговорам ничего не значащим и максимально нейтральным. И как долго так может продолжаться? Его ненависть к тем, кто забрал его комфортную жизнь и дом выливается на тех, кто остался в городе его детства. И для всех, с кем он общается в Луганске, он выбрал роль пророка, стремящегося убедить нас уехать или раскрыть нам на всё глаза.

Хотя при всех этих разных теориях адаптации принять то, что в моём городе взрываются машины, невозможно. В этих машинах погибают люди. У этих людей были семьи и в них остаются сиротами дети. И происходит всё это в реальном времени рядом с нами. И как относиться к этому? Очевидно, никак – это же не касается непосредственно нас.

Если не говорить об этом, можно подумать, что этого не было. Но ведь даже такое принятие происходящего чудовищно. Как в таком случае правильно и как должно быть? Ведь никто не учил жить в условиях войны и не давал навыков привыкания к происходящему. Особенно, когда всю предыдущую жизнь жил в условиях мира. И как отвечать на вопросы о том, как у нас дела? «Хорошо», - имея в виду, что всё хорошо на наших нескольких квадратных метрах мира. Или «Плохо» от того, что рядом с нами взрываются машины, а чуть дальше снаряды попадают в дома, в этих дома живут люди, у которых уже никогда не будет всё хорошо, к какой бы теории адаптации они не относились.

Ольга Кучер, Луганск, для "ОстроВа"