Экологическая катастрофа, неотвратимость наказания для коллаборантов и проблемы луганских предпринимателей: болевые точки Луганщины глазами Артема Лысогора

На подконтрольном Украине кусочке Луганской области жителей остается все меньше и меньше. На момент нашего разговора с начальником Луганской ОВА Артемом Лысогором – 3 июня – их было 55. В последующие дни, как писал «ОстроВ», несколько человек эвакуировались, несколько согласились на эвакуацию и ждали ее. Итак, к моменту выхода интервью их меньше 50.

Меньше 50 – НЕ тысяч, а ЕДИНИЦ.

То, что количество жителей свободной территории Луганщины исчисляется не ТЫСЯЧАМИ ЛИЦ, а ЛИЦАМИ, сложно объяснить даже коллегам-журналистам из других частично оккупированных регионов Украины. Потому что в это трудно поверить – даже с учетом масштабов оккупации Донецкой или Запорожской областей.

Под этим знаком на подконтрольной Украине территории проживает уже менее 50 человек

Проблемы Луганщины – как в оккупации, так и в зоне боевых действий – усугубляются изо дня в день, и отыскать в этой теме хоть что-то оптимистическое крайне тяжело. Поэтому в разговоре с Артемом Лысогором мы искали скорее конструктив и здравый смысл, чем оптимизм.

– С учетом количества и глубины проблем Луганской области – даже сложно выбрать, с чего начать. Предлагаю с темы, которая в последнее время чаще всего звучит в новостях из оккупации: с экологии. Лесные пожары в последнее время не прекращаются, их не тушат, они перемещаются все дальше. Подтопление грунтовыми водами наблюдается даже на тех территориях, где его никогда не было: например, в селе Роскошное или в поселке Белое Лутугинского района, оккупированных с 2014 года. В городах, оккупированных и разрушенных с 2022 года – Северодонецке, Рубежном, Лисичанске – засилье грызунов, несанкционированные свалки и полная антисанитария. Попасная вообще превращена в заминированный полигон крупногабаритного строительного мусора. Итак, скажите: как сейчас мониторят то, что происходит с экологией области? Что вы лично можете назвать самыми большими экологическими проблемами региона? Каков план действий по борьбе с экологической катастрофой в регионе?

– Экология – для меня лично это действительно самый большой и самый болезненный вопрос. Вся информация, которую мы на эту тему получаем – это либо информация по мониторингу открытых источников, либо снимки спутников, либо данные от наших ребят, полученные благодаря БПЛА. И в случае с БПЛА речь идет об очень незначительном расстоянии вглубь области от линии боевого столкновения – до 60 километров, иногда максимум до 100 километров. Кроме того, идет постоянная работа с местными жителями, остающимися в оккупации. И информация от них поступает очень разная. Понятно, что она не на сто процентов полная. В любом случае, данные об экологическом вреде, причиняемом области, нужно собирать. Мы просчитываем экологические последствия по специальным формулам, потому что Украина обращается в Международный суд для подтверждения этих последствий.

В последнее время в первую очередь собирали информацию о горении лесов. Как видим, это не закончилось собственно Кременским лесничеством – начали гореть леса Северодонецка. Видим также нелепые попытки оккупантов погасить лес Станично-Луганского района.

Что касается подтопления районов – во время боевых действий враг постоянно уничтожал дамбы. Мы это видим на примере и Каховской ГЭС, и Луганской области. Понятно, что в одних местах вода из-за этого падает, а в других идет ее прибавление. Природа – действительно очень подвижная сила, в том числе и вода. Она находит те пути, где была сотни лет назад, прежде чем построили шлюзы и дамбы, и начинает эти места подтапливать. Если не проводится никакая работа по водоотводу, которая раньше всегда производилась, то и будут такие результаты.

– Что касается подтопления – поговорим отдельно о шахтах. Если населенные пункты Северодонецкого и Счастинского районов, оккупированных в 2022 году, в основном подтапливают из-за осадков, уничтожения дамб и лесов, то угольные регионы, оккупированные с 2014 года, подтапливаются еще и из-за ненадлежащего закрытия шахт, а это уже совсем другая проблема. Учитывая это, скажите, пожалуйста, были ли вы лично на той территории Луганщины до 2014 года, знаете ли вы ее?

– Да.

– Соответственно, вы должны знать, что еще в начале 2000-х годов, к примеру, в Первомайске и поселке Калиново Попаснянского района из-за ненадлежащей очистки русла реки Лугань грунтовые шахтные воды буквально смывали дворы, заполняли колодцы, воду из которых после этого не могли пить даже животные. Затем 2014 год, извините за слово, «замаскировал» эти проблемы оккупацией, но все эти годы проблемы только усугублялись. До 2022 года в подконтрольном Золотом работали четыре шахты, одна из которых – только на откачке воды из шахт уже оккупированного Первомайска. Это как-то помогало предотвратить экологическую катастрофу. Теперь же Золотое также оккупировано и разрушено, там велись активные боевые действия… Очень сложно представить, как возможно это приводить в порядок после деоккупации. Вы можете по этому поводу сказать что-нибудь оптимистическое? Потому что когда в это вдумываешься, кажется, что на области вообще нужно ставить крест.

– Относительно шахт: воды затапливают в том числе и места, где проходили боевые действия после полномасштабного вторжения. Там есть разрушения, осыпание. Вы же видите количество прилетающих снарядов… А по территориям, оккупированным с 2014 года – враг все это время вообще не осуществлял никаких работ по консервации и сохранению целостности имущественных комплексов шахт.

Кроме сбора информации об этом, сейчас мы проводим встречи с представителями некоторых европейских стран, имеющих опыт закрытия и консервирования шахт. Но перенять такой опыт в полной мере нам не у кого, потому что там шахты консервировались сразу после прекращения работы, сразу выполнялись работы по водоотводу.

Однако сейчас у нас налаживается сотрудничество с одним из регионов Словакии по консервированию шахт. Они предлагают технологию водоотвода. У них очень хороший перерабатывающий комплекс, который откачанную грунтовую воду еще и очищает, и потом ее используют как непитьевую хозяйственную – для канализации и т.д. Очень интересный проект. Но и мы это понимаем, и партнеры нам это сказали: надо до наших шахт, так сказать, «дойти ручками», нужно посмотреть химические соединения и сделать вывод, потянет ли комплекс очистку. Когда после деоккупации мы туда зайдем и все увидим своими глазами, станет понятна полная история.

А вообще проблема с шахтами, с грунтовыми водами – одна из самых больших для нас.

Артем Лысогор – о возможных путях решения проблемы шахт Луганской области после деоккупации

О тех, кто на передовой: «Отслеживаем судьбу каждого земляка»

– Известно ли вам, сколько жителей Луганской области служат в ВСУ, сколько погибло?

– Сейчас этот вопрос не очень корректный, потому что данные по мобилизации, в том числе по потерям – это закрытая служебная информация Министерства обороны. Но нам она известна, потому что мы стараемся отслеживать и отслеживаем военный путь каждого нашего земляка. Есть проблема с тем, что сейчас большинство наших ребят мобилизуют с мест временного проживания – оттуда, где они перерегистрированы. Но мы сотрудничаем с нашим военкоматом, с нашими руководителями громад, которые постоянно эту ситуацию мониторят. Громады финансово поддерживают бойцов Вооруженных сил, через бригады узнают о нуждах материального обеспечения, также поддерживают членов семей военнослужащих.

К сожалению, конечно, очень много скорбных ситуаций… Только вот в минувшие выходные хоронили ребят. Наши ребята гибнут, а семьи часто или на оккупированной территории, или вообще нет семей... Здесь присоединяются все администрации... На этих выходных Счастинская администрация пыталась перекрывать это, организовывала похороны. Стараемся и мы помогать с похоронами наших ребят. В Луганской ОВА есть ответственные работники, которые общаются и с громадами, и с военными бригадами, где наши ребята служат, чтобы максимально помогать по этому поводу.

– Каким образом происходит взаимодействие областной ВГА с луганскими подразделениями ТрО?

– Я бы здесь не отделял ТрО. Есть очень много наших, луганских подразделений – это и ТрО, и Нацгвардия, и полицейские спецназовцы, которые сейчас вошли в бригаду «Лють», и Луганский пограничный отряд... Кроме того, постоянно продолжается наша работа со всеми находящимися в нашей полосе обороны, не только с луганскими. То есть, и с полком «Азов», и с бригадой «Рубеж», и с 60-й бригадой… Все бригады я не могу назвать, потому что информация о расположении закрыта. Работа идет постоянно, запросы от подразделений к нам поступают постоянно, и мы стараемся как можно скорее решать через субвенции то, что разрешает законодательство. То есть, прорабатываются прямые запросы военной бригады относительно потребностей для обустройства рубежей или нанесения поражения врагу, эти запросы согласуются с ОСУВ «Хортица», и мы стараемся оказать помощь практически сразу – в рамках сроков, предусмотренных законодательством.

В целом, за прошлый год мы поддержали через субвенции и закупки наши Вооруженные силы и Силы обороны Украины на 400 миллионов гривень, а в этом году уже на 115 миллионов. Кстати, как раз нашей 111-й бригаде ТрО требовалась помощь при заходе на военные позиции – относительно FPV-дронов и транспорта. И мы закупили 16 единиц внедорожников буквально на прошлой неделе.

О коллаборантах: «…могут быть самосуды»

– Как бы вы лично объяснили, что основные категории коллаборантов – это так называемые бюджетники и правоохранители? Есть ли статистика по коллаборантам – в разрезе отраслей и громад области?

– Если я правильно понимаю, такой вывод – относительно бюджетников и правоохранителей – вы делаете из той информации, которая подается в СМИ?

– В первую очередь с сайтов и соцсетей силовых структур. По сути это единственные источники такой информации в открытом доступе.

– Это государственные и институциональные каналы, показывающие работу в отношении правоохранителей и бюджетников. Но на этом работа правоохранителей не ограничивается. Количество работы по сбору информации о коллаборантах очень велико, и я не вижу смысла распределять их по каким-то категориям. Могу сказать, что именно в эфир, в публичный доступ нашими правоохранителями подается информация о тех людях, которые узнаваемы в своих громадах. Чтобы напомнить о неотвратимости наказания и о том, что украинским стражам порядка известно все об их деятельности.

Понятно, что враг намеренно делает именно таких людей «лицами проекта», то есть известными, потому что эти люди более узнаваемы для луганской громады. Таким образом, оккупанты показывают, что эти люди «продолжают служить Донбассу, а не бендеровскому режиму» – дословно, как они говорят. И что «россия не наказывает, а дает шанс».

Но мы помним, чем в конце концов заканчивают все функционеры «ЛНР», которые шли на весомое сотрудничество с врагом, занимали «должности» и возглавляли определенные органы. Причем не важно, откуда их догнала судьба – от украинских подразделений или от их российских кураторов. Здесь далеко ходить не надо, последний пример – Манолис Пилавов, который с 2014 года был неизменным оккупационным «мэром» Луганска и в прошлом году просто исчез. И никто теперь не знает, где он.

– И что же с ним произошло?

– Я думаю, что-то, наверное, такое интересное случилось… Или арестовали, или ликвидировали. В общем, год уже как исчез – и нет никакой информации… Думаю, у правоохранителей и у разведывательных подразделений она есть. А у нас нет.

Артем Лысогор – о судьбе луганских коллаборантов вообще и Манолиса Пилавова в частности

Одно из последних видео по оккупационным ресурсам, где Манолис Пилавов фигурировал в качестве «мэра» Луганска, датированное 2 августа 2023 года

– У нас с коллегами был когда-то разговор об огромном количестве тех коллаборантов, о которых благодаря нашим правоохранителям сообщают медиа. Чтобы объяснить то, что мы имели в виду, проведу такую ​​параллель. В романе Ивана Багряного «Сад Гефсиманский» есть мнение о том, что когда в стране такое множество «врагов народа», как в 1930-е годы, то, наверное, «…это уже не враги народа, это народ». Так вот: не создает ли сейчас такое большое количество сообщений о коллаборантах в медиа эффект, будто «это уже не предатели, это народ»? Может, не нужно так много о них упоминать в медиапространстве?

– Я лично считаю, что нужно. Надо это все документировать и представлять информацию публично, чтобы люди видели ее. Важно, что эта информация представляется не только у нас – она подается и на оккупационных ресурсах. Коллаборанты должны понимать, что последствия их действий неотвратимы, они обязательно будут.

Объясню почему это важно. После деоккупации основным запросом людей, возвращающихся в область, будет вопрос об ответственности предателей. И если на момент нашего прибытия в область о некоторых из них не будет информации и в отношении них не будут приняты законные меры, могут состояться самосуды. Поэтому правоохранители правильно делают – накапливают всю информацию, регистрируют ее. Правоохранительные органы – а я сам являюсь правоохранителем – имеют очень много вариантов доступа для получения информации. Есть, так сказать, латентные предатели, скрытые, избегающие фото и видео. Но если кто-то думает, что мы не знаем, что именно он эти подразделения заселяет и питает – этот человек глубоко заблуждается. И если какому-нибудь изменнику кажется, что о нем не знают, потому что он не попадает на фото или видео – он тоже глубоко ошибается.

Вообще, в этом вопросе все легко и четко разграничивается. Есть люди, которые не изменили своей стране, вышли и продолжили работать. Есть часть людей, которые не изменили своему государству, даже находясь на той территории. Они сделали это категорично, даже под угрозой своей жизни. Мы знаем информацию о людях, которые «на подвалах» были, но отказались сотрудничать с оккупантами. Это касается в первую очередь учителей, завучей некоторых. Итак, здесь все просто: есть человек-изменник и есть человек-патриот.

Об интересах луганского бизнеса: «Пока будто правительство нас слышит… Будем смотреть на его решения»

– Как ОВА помогает отстаивать интересы малого и среднего бизнеса области?

– На этот счет у нас идет постоянная работа с Правительством, с министерствами. Иногда даже идет противостояние… Наверное, скорее не противостояние, а споры. Но в спорах рождается истина. Мы настаиваем на том, что предприниматели, которые были зарегистрированы и работали в Луганской области, так и должны остаться. Если они сами не желают куда-нибудь переходить, безусловно. Но была проблема, когда представители луганского бизнеса массово перерегистрировались в налоговых органах других областей. Сейчас уже предприниматели начинают возвращаться назад, в наши налоговые.

– «ОстроВ» писал о том, что предприниматели, зарегистрированные в релокированных налоговых органах Луганской области, вынуждены перерегистрироваться в других регионах, потому что клиенты, партнеры и банки отказываются с ними сотрудничать. Делала ли Луганская ОВА что-нибудь для решения именно этой проблемы?

– Да, мы об этом знаем. К нам обратились разные ФЛПы: перевозчики, а также отправлявшие разные заказы через «Новую почту», потому что и «Новая почта» начала отказывать предпринимателям с луганской регистрацией. Это происходит из-за неправильной трактовки статьи 17 пункта 3 Закона «Об обеспечении прав и свобод граждан и правовом режиме на временно оккупированной территории Украины».

На прошлой неделе было совещание, на котором мы передали все материалы по этому поводу Ирине Андреевне Верещук. Мы получили надлежащие разъяснения министерства юстиции. Мы приводили примеры и из Приватбанка, и из Новой почты, где отказывают нашим предпринимателям. Сейчас готовим расширенное совещание с министерством.

Каждый раз вмешиваться в ситуации в ручном режиме не получается, поэтому планировался отдельный законопроект, но пока решили выйти на четко разграничивающее постановление Кабмина, где, что и как должно быть. Мы прекрасно понимаем, насколько нашему бизнесу нужна защита. И в то же время требуется недопущение каких-либо критических льготных перерегистраций других фирм в налоговых органах Луганской области. Если это были наши фирмы – малый или средний бизнес, если они и раньше работали в Луганской области и в дальнейшем хотят быть с областью, то вопросов нет. Но если какая-то вновь созданная фирма в 2024 году вдруг резко решила зарегистрироваться в Луганской области, потому что там будет какое-то льготное налогообложение, – это уже совсем другое дело.

Мы также подняли на уровне правительства вопрос о прекращении кредитного давления и отказов в предоставлении кредитов предпринимателям из Луганской области. Сейчас этот вопрос следует прорабатывать с Минфином. Понятно, что здесь будут и для банков какие-то убытки. Но они будут значительно меньше, чем для наших потерявших все граждан. И теперь, до окончания полномасштабной войны, до нашей Победы и возвращения на свою территорию, наши люди не смогут нормально выплачивать кредиты. Сейчас мы проводим работу по их заморозке. Пока как будто правительство нас слышит… Будем смотреть на его решение.

Первые действия после деоккупации: четкая пошаговость и пример Крымской платформы

– «ОстроВ» уже коротко писал о «Плане первоочередных действий по стабилизации ситуации на деоккупированных территориях Луганской области и их реинтеграции», который рассчитан на 90 дней. Он предполагает, что в область после деоккупации зайдут мобильные бригады, и они уже сформированы по громадам, которые оккупированы после полномасштабного вторжения. А что будет с громадами, которые находятся в оккупации с 2014 года? Там ведь все это время отсутствуют украинские администрации. То есть понятно, что в условный Северодонецкий район зайдет мобильная бригада во главе с условным Романом Власенко, а в Старобельский – во главе с условным Владимиром Череватым. Но как это будет происходить в условных Кадиевке, Лутугине или Алчевске?

– В настоящее время этот вопрос мы рассматриваем вместе с государством. Введение сейчас сразу одиннадцати администраций (по количеству громад Луганщины, оккупированных с 2014 года – «ОстроВ») – это будет, во-первых, большая бюджетная нагрузка, для полноценной работы полноценной администрации нужно взять людей. Во-вторых, пример развития таких администраций сейчас вызывает очень большие вопросы и обсуждения.

Если по территориям, оккупированным с 2022 года, у нас есть релокированные общины, и больницы, и школы, и другие заведения, то по старооккупированным территориям все нужно будет делать с нуля. В настоящее время рассматриваем вариант, когда за работу на тех территориях после деоккупации – до создания там необходимых органов – будет отвечать либо областная администрация, либо переходные вновь созданные администрации.

Сейчас мы видим пример Крымской платформы, которая пошла по пути ограниченного ресурса для подготовки деоккупации. Разумеется, там тоже все создают с нуля. Будем следить за их опытом.