Благотворительность с душком. Луганский дневник

Благотворительность имеет дурной запах. Вы это знали? Я поймала себя на этом, когда со счетов пропали оставшиеся деньги, собранные всем миром на лечение Жанны Фриске. Был скандал, претензии её отца, подозрения в адрес гражданского мужа и вся прочая возня, которая лилась щедрым потоком нечистот с телеэкрана, и я поймала себя на том, что благотворительность дурно пахнет, хотя имеет самое ангельское лицо.

А потом с этой войной уже было не до скандалов вокруг денег Фриске. Скандалы вокруг разгорались нешуточные, а предметом была та самая благотворительность.

Война открыла портал для тех, кто хотел реализоваться на поприще благотворительности. И замысел хороший, и порыв исключительный, плохо только одно – первопричина, то есть война.

И ещё благотворительность в одночасье стала чем-то двуликим. С одной стороны множество людей, которых я знать не знала до этого, стали выкладывать свои фотографии со стариками и пакетами продуктов. Непременно улыбчивые они, голодные глаза старика и полный пакет макаронного счастья на фоне пустого стариковского холодильника.

И тошнило уже от всего: и от того, что старик непременно должен был запечатлеться на фоне своего неустроенного быта, убедив всех, что он достаточно голоден для макарон и тушёнки; и от благотворителя, который такими фото доказывал всем, что он щедрый душой и исполнен жалости.

Фотографироваться на фоне помощи, по-моему, унизительно. Понятно, что это была отчётность, обязательный и неизбежный штрих, но...

Я была на раздаче таких вот слонов, когда из машины в живую очередь московская благотворительница выдавала всем страждущим кефир, куриный окорочок, пару яблок, мыло, макароны.

Всё это нужно было держать в руках, чтобы на фото было отчётливо видно всё, чем одаривали на собранные средства. И почти у всех из рук падали то яблоки, то кефир, то куриные ноги, на что барышня в пиксельной форме и с орденами очень серчала, что мы не умеет стоять. И к концу фотосъёмки была кефирная лужица около машины, но люди расходились смущёнными и счастливыми, таща домой свои пакеты.

Фото с едой было как бы расплатой за полученную помощь. И это было новой страницей жизни – получить, но рассчитаться за это фотографией, которую можно было потом отыскать на страничке тех, кто эту помощь оказывал...

Мой приятель страдает трофической язвой. И получая свои перевязочные материалы (а года полтора с 2014 он стирал свои бинты и утюжил их), он каждый раз снимал повязки, обнажал гниющую плоть, чтобы убедить тех невидимых благотворителей из Москвы, что он реальный человек, реально болен и даже не выздоровел за месяц между траншами помощи. Со страницы соцсетей его ноги, его раны, эти фото смотрелись жалко, убого, вызывающе...

А сам факт гниющих ног на фото был как в те времена, когда хлеб и зрелища шли параллельно. И люди смотрели эти фотографии, писали под ними советы (что нужно приматывать женские прокладки, что это эффективно) и снова собирали деньги, чувствуя, что делают что-то очень-очень важное...

В моём районе выдача гуманитарки напоминала последний день Помпеи. Толпы (толпы!) страждущих, вышедших в свой последний путь. Некоторые выглядели так, будто не выходили до этого дня из дома годами.

Я запомнила старика, который пришёл за помощью со старой детской коляской. Он едва шёл и пришёл не в свой день. Ему поясняли, что завтра он сможет всё получить, если придёт с утра и займёт очередь. Он плохо слышал, а понимал ещё хуже. Но он понял, что сегодня ему не хотят ничего давать, что его просят уйти. И он достал свой последний и исключительно правдивый аргумент – я не дойду завтра. И это было правдой, потому что это был его последний путь, который он преодолел, опираясь на старую детскую коляску в одежде и обуви не по сезону.

Но вместе с тем за помощью приезжали и те, кто мог без неё обойтись, кто приезжал на своём авто.

А те, кого не включали в списки, негодовал и проклинал тех, кто составлял эти списки. Все считали, что именно они достойны помощи более остальных.

Летом 2015 года в Луганск зашёл новый благотворительный проект. Туда спешно набирали менеджеров разных уровней. Проект был международным и обещал зарплаты. Не важно было, в какой валюте и что делать. Важно было, что будут платить – люди изголодались без денег и работы. Но запах, тот самый странный душок уже шёл вокруг.

Чуть позже оказалось, что руководитель по Луганску глубоко беременна, что ей удалось скрыть это на собеседовании, а главный бухгалтер проекта – её мать, что они тоже скрыли за счёт разных фамилий. И заместитель по региону – её лучшая подруга, а дальше шли родственники и друзья, что вообще-то было запрещено. И, в принципе, когда всё это вскрылось, было уже поздно – проект работал. Мать и дочь работали вместе, давая возможность жить своим родственникам и друзьям, которых устроили в первую очередь. А проект-то был помощи старикам. Но какое это имеет уже значение?

Да, проект закрыли – перевели на территорию законной Украины. Но к старикам Луганска это не имеет ровным счётом никакого уже отношения.

Выдача помощи всегда была странной акцией, кто ловчее и быстрее, кто не сильнее голоден, а кто может пройти через все очереди и выдержать их. И после всегда было послевкусие, как этот душок – что кто-то получил больше и лучше, что кто-то сумел пройти раньше, что чай у кого крепче, а соль солонее.

Но смешно другое, что за помощь свою нужно было бороться, доказывать, просить. А все ли это могут? Нет. И не все знают, куда обращаться, кого просить, к кому идти. И наткнувшись один раз на отказ, в другой раз не все решатся обратиться. Да и доказывать, что именно ты заслуживаешь помощи, тоже не для всех.

Сейчас, время гуманитарки закончилось. Адресная благотворительная помощь сейчас не оказывается. Считается, что жизнь наладилась и "республика" сама обеспечивает своих граждан. Кого-то, может, и обеспечивает…

Из российской гуманитарной помощи сейчас ежемесячно получают продуктовые наборы только дети до 3-х лет (фруктовые и мясные пюре, каши, соки, памперсы).

Еще по линии гуманитарной помощи идут лекарства в больницы, продукты питания и строительные материалы для ведомственных учреждений. Качество благотворительной помощи из России очень низкое.

А вообще качество российской гуманитарки - это особая тема. Шифер, пропускающий воду, тушёнка из жира без мяса, масло как маргарин, просроченные лекарства, не пенящийся порошок… Такое, что не нужно будто бы самим россиянам или выпускаемое специально для нас. Но за это еще нужно очень побороться, - чтобы получить призрачный пакет щедрости от тех, кто очень причастен к этой войне. Даже непонятно: это благотворительность, или откупные за то, что они сделали с нашей жизнью.

Ольга Кучер, Луганск, специально для "ОстроВа"